EN

СМЕРТЬ ЗРИТЕЛЯ ИЛИ ГОЛЫЙ ЭКСПЕРИМЕНТ

ГОЛЫЙ ЭКСПЕРИМЕНТ
Текст был написан около недели назад. Речь идет о чистом эксперименте без публики и фото-фиксации. Фотограф Константин Смолянинов (Львов) отправился к горе, находящей под Львовом, и показал перформанс для себя.

СМЕРТЬ ЗРИТЕЛЯ ИЛИ ГОЛЫЙ ЭКСПЕРИМЕНТ

Сейчас будет пост без картинки, его смысл в том, что вам не будет ничего видно. Я расскажу вам о функционировании ядерных сил морского базирования. Схематично дело обстоит следующим образом: стратегический ракетоносец движется из точки А (где-то на берегу) в точку В (где-то в море) с целью совершить из неё пуск баллистической ракеты, которая должна поразить точку С (где-то на континенте). Вот собственно и все. Приблизительно по такому же сценарию действую и я, с одной лишь принципиальной разницей – ни одной боеголовки у меня нет, и соответственно, никого поражать я не собираюсь. Ни поражать, ни удивлять, ни развлекать.

В воскресенье 25 октября 2015 года в первой половине дня, действуя строго по предварительно разработанному плану, я выехал из Львова и, преодолевши 96,7 км рейсовым автобусом, прибыл в город Бурштын Ивано-Франковской области. Спешившись, я прошел еще 9,1 км мимо Бурштынской ТЭС, огибая водохранилище, пока не подошел к небольшому холму на противоположном от станции берегу, который я предварительно себе облюбовал в спутниковых Гугл-картах. Далее, как не трудно догадаться, я предпринял стремительное восхождение на холм, после чего я очень внимательно оглядел окрестности и, удостоверившись, что никого вокруг нет, я совершил некий жест.

Это очень распространенный среди перформеров жест, без него не обходится ни один фестиваль перформанса, можно сказать, что это самый популярный жест в совриске. Как ни трудно догадаться, я разделся догола. И таким вот образом голый я стоял и смотрел на дымящиеся трубы электростанции, голый стоял пока не замерз, потом оделся. Оделся и пошел домой. Мой единственный зритель – размеренный гул турбин еще долго глядел мне вслед.

Всегда и везде публичное обнажение художника связано лишь с одной штукой – эксгибиционизмом. Я глубоко уверен, что какую бы метафорическую систему элементов ни пытались бы притянуть за уши, самый главный смысл раздевания – это что бы видели. Раздеванию всегда нужен зритель. Тщательно удалив зрителя из этой рефлекторной дуги, я удалил и весь эксгибионистский смысл из моей затеи, более того, я полностью удалил из неё любой смысл.

Мы столько говорили о смерти автора, что как-то не заметили смерти зрителя. «Якщо самі лише мухи бачили виставку, чи це означає, що вона відбулася?» – вопрошают Лиза Герман и Мария Ланько. В свою очередь, Тиберий Сильваши рассуждает о том, есть ли искусство без зрителя. Лично я уверен, что хоть какое-нибудь пусть хоть и самое завалящее искусство возможно без зрителя. Вот как в моем случае. Та даже вот что: отсутствие зрителя может в корне изменить смысл произведения. Единственное, что мне могут закинуть, это то, что читатель, представляя в своем воображении мой рассказ, может воссоздать картину происшедшего, превращаясь из читателя в зрителя. Тогда возникает другой вопрос: а может ли произведение искусства существовать лишь в воображении зрителя? То-то же, ребята! Опять сознание определяет бытие.

Ладно, прошу считать мой треп лишь маленьким исследованием границ жанра. Ничего более.

Константин Смолянинов.

МІТЄЦ надає майданчик для вільного висловлювання, але залишає за собою право не поділяти погляди героїв порталу.